Наше громогласное морализаторство – причина очень многих кровопролитий за последние 50 лет. Неужели уроки истории не подсказывают, что пора смирить гордыню?
По мнению западных наблюдателей, выборы, прошедшие в России в минувшее воскресенье, были "ограниченными", а также "не совсем свободными и справедливыми". Последние выборы в Ираке, напротив, были "триумфом демократии". Грядущие выборы в Зимбабве и Иране заранее осуждены как фарс. Выборы в Пакистане, по единодушному мнению, были подтверждением свободы.
Демократия – точно двухлетний ребенок: если она ваша, то для вас она просто прелесть, но вы неспособны взглянуть на нее чужими глазами. У Даунинг-стрит есть претензии к новому российскому президенту Дмитрию Медведеву, поскольку процедура его избрания была почти феодальной. Однако Гордон Браун вряд ли может потрепать его по плечу как победитель некого бурного избирательного турнира. Медведев в ответ может съязвить, что западных лидеров тоже проталкивают наверх друзья и предшественники, – ведь он сам пришел к власти в результате каких-никаких выборов. Британский премьер благоразумно пробормотал какие-то ни к чему не обязывающие слова и положил трубку.
Сейчас самый разгар поразительного фестиваля выборов в таких несхожих между собой странах, как Россия, Пакистан, Иран, Тайвань, Кения, Грузия, Армения, Кипр, Таиланд, Сербия, Зимбабве, Испания и Италия. Не говоря уже об американских праймериз, которые будут покруче всех вышеперечисленных. По поводу всех этих выборов можно сделать лишь одно обобщение: никаких обобщений тут быть не может.
Демократия – современный аналог христианства. Это вера, избранная западной цивилизацией, и ее распространение за границей – приемлемый аспект духа крестоносцев. Переосмыслив интервенционизм Тони Блэра, министр иностранных дел Великобритании Дэвид Милибэнд недавно говорил о "миссии" Запада, состоящей в том, чтобы поощрять демократию даже средствами экономической войны и вооруженных сил. Неотрывно глядя на Ирак и Афганистан, Милибэнд умудрился заверить, что "мы не можем навязывать демократические нормы", и тут же потребовать, чтобы мы именно это и сделали.
Истина в том, что ни Блэр, ни Милибэнд, ни кто-либо еще из нас понятия не имеет, о чем мы говорим. Мы ждем слишком многого от демократии и от тех, кто уверяет, что разделяет ее идеалы. Мы рассматриваем ее как жесткий комплекс правил, отклонение от которых неприемлемо. Голосование – священный ритуал, и любое нарушение его порядка – кощунство. Мы шепчем, точно заклинание, Никейский символ веры, а следовало бы придерживаться Нагорной проповеди.
Давайте перевернем обычную трактовку с ног на голову. На одном полюсе – идеал: демократия как полноценное меню, состоящее из тайного голосования, гражданских прав, свободной прессы, свободы собраний, равновесия ветвей власти и местной администрации, пользующейся дискреционными правами. Государств, отвечающих этому идеалу, позорно мало, даже на гипотетически демократическом Западе. Менкен обоснованно объявил этот идеал "мечтой, которую следует поставить в один ряд с Аркадией, Санта-Клаусом и раем небесным".
На другом полюсе, где образчиков больше, – грубо сляпанный избирательный процесс, в некотором роде сдерживающий правящую элиту. Один из самых мерзких диктаторов в Африке, Роберт Мугабе из Зимбабве, всерьез опасается своего соперника на выборах, в прошлом его же министра финансов – Симбу Макони – но при этом не видит для себя возможности отвертеться от выборов. В Кении важно не то, что руководство подтасовало результаты выборов, а то, что население отказалось признать эти результаты, что повлекло за собой падение режима. То же самое произошло в 2000 году в Сербии. Даже Уго Чавес, почитаемый у себя в Венесуэле как герой, осенью прошлого года был вынужден смириться со своим поражением, когда в результате референдума ему отказали в праве на пожизненное правление.
Точно так же военный диктатор Пакистана Первез Мушарраф счел себя обязанным провести достаточно открытые выборы, несмотря на вероятность того, что в результате он может быть смещен. В Иране чрезвычайно грязные выборы все равно грозят подорвать позиции президента Махмуда Ахмадинежада, который эксплуатирует широчайшую популярность, подаренную ему Америкой из-за Ирака.
Во всех этих случаях некий идеал демократии проявляет свою мистическую власть. Даже там, где, как в России, одобрение населения предполагается заранее, голосование – таинственный "призрак в машине" (видимо, отсылка к книге А. Кестлера "Призрак в машине", где этим образным термином обозначаются первобытные, подсознательные инстинкты человека. – Прим. ред.). Это высочайшая инстанция узаконивания, точка, к которой стремится всякая власть, по сравнению с которой она измеряет свое сползание вспять.
Выборы в России были несовершенными; Владимир Путин небрежно и грубо вмешался в них, чем вновь продемонстрировал свой авторитарный мачизм. Пусть он и не достиг критериев, которых "ожидает" Запад. Но, по-видимому, он правильно расшифровал настроение своего народа, который просто желает, чтобы руль как можно дольше оставался в сильных руках.
Итак, я не могу понять, к чему бранить эти государства. Россия пробирается к политической свободе наощупь, если не задом наперед. Эта страна никогда не отвечала большому числу критериев демократичности, но теперь она все же несравненно свободнее, чем при коммунистическом режиме. Ее стилизация под монополистический капитализм – "управляемая демократия" Путина – настолько контрастирует с хаосом 1990-х, что даже тонко мыслящие россияне говорят западным интервьюерам, что охотно согласятся отказаться от дальнейших рискованных экспериментов, так как стабильность и дисциплинированность дороже. Мы можем до хрипоты твердить им, что они не правы. Но нам не довелось жить в России в 1990-е годы.
Западные лидеры, приходя с подобострастно склоненной головой к дверям китайских диктаторов, принимают этот аргумент Пекина. Почему они ждут от Москвы иных действий? Знаменитое "заострение внимания на вопросах прав человека" западными визитерами в Китае, предваряющее разговоры о наличных деньгах, уже стало привычным, точно чайная церемония. Это те самые лидеры, которые, подорвав порядок в Ираке и Афганистане, восхваляют эти страны как демократии, хотя в действительности это анархические государства-неудачники. Голосовать за вождя в крепости – это еще не участвовать в демократическом процессе.
Громогласное морализаторство западных неправительственных организаций просто бесплодно. Характерный образчик – высказывания Human Rights Watch, хоть она обычно и достойна восхищения. Эта организация сетует: "позволяя автократам выдавать себя за демократов, не требуя, чтобы они соблюдали гражданские и политические права, придающие демократии смысл, влиятельные демократы рискуют подорвать права человека".
Что это за выражения: "позволять", "требовать", "подорвать"? Предпосылка, из которой они исходят, – это не только превосходство Запада (с этой идеей я отчасти согласен), но также мощь Запада, а также, что всего удивительнее (и, кстати, незаконно), – суверенное право Запада управлять всем миром. Аксиома, стоящая за термином "требовать" – корень столь многих ненужных кровопролитий за последние полвека. Неужели уроки истории не подсказывают, что надо смирить гордыню? Причем такие заявления делает Европа, правители которой в Брюсселе предлагают взять за основу их законодательной легитимности социологические опросы, – а самозваные стражи демократии и не пикнули.
Демократия – приглашение к лицемерию. Давайте практиковать ее сами, а если уж нас тянет проповедовать, то проповедовать ее собственным примером.
Саймон Дженкинс.
Guardian.
Источник - Инопресса