Вот под таким заголовком на днях пришло сообщение от матери туркменского солдата. Люди, переправившие его, подтверждают личность автора письма, но просят не оглашать имени. Мы предлагаем ознакомиться с оригиналом текста.
“Мой сын служит в армии. Я знаю не понаслышке. Я видела на своём сыне. Ровно через месяц после призыва я приехала на присягу сына. Он служит в Ашхабаде. Увидев его, я вначале даже не поняла, что с ним случилось: передо мной стоял живой скелет моего сына. Глаза ввалились, глазное яблоко глубоко ушло в глазницы, скулы обтянуты кожей, нет щёк, весь какой-то сгорбленный… Но самое страшное голодный взгляд. Он не хотел говорить, им может влететь за правду об их службе, но от меня он скрыть правду не смог. Потому что я мать. Первое, что он спросил у меня: «Мама, ты принесла мне хлеб?» Мне мой сын рассказал, что хлеб, который им дают, невозможно есть. Но и этот хлеб не дают вволю. Новобранцы должны успеть поесть за три минуты, пока поест их сержант, если не успел проглотить за это время, должен выплюнуть. После присяги можно было наблюдать такую картину, как все родители кормят своих детей, а они, не разжёвывая, глотают в спешке. Словно хотят наесться до следующего прихода родителей. Хотя это так и есть.
Так случилось, что он попал в госпиталь. Об этом нас известили посторонние люди. Я снова поехала к нему. Оказалось, что он уже почти месяц лежал в кардиологическом отделении военного госпиталя. Он уже почти пришёл в прежнее состояние, поправился, хотя и был сильно бледным. Кормили здесь чуть лучше, но тот же чёрный хлеб. Он попросил меня постирать ему нижнее бельё, так как в госпитале бельё не меняют, а постирать он не может (травма). Я была уверена, что худшее для него уже позади. Стала стирать его бельё, и пришла в ужас: всё бельё было покрыто вшами различной величины. В нашей повседневной жизни я даже забыла, как выглядят вши. А тут, я даже не сразу сообразила. О таком можно было прочитать разве только в воспоминаниях солдат времён Великой Отечественной войны 1941-1945гг. Меня душили слёзы: я была бессильна перед этой мощной бюрократической машиной. Я знала, что ничем не могу помочь своему сыну.
По дороге из госпиталя таксист мне рассказал, как он видел солдата, стоящего на посту. Тот поднял грязную бумажку с дороги, вытер её и положил в карман. На вопрос: «Что, для туалета бумаги нет что ли?» Солдат ответил: «Нет, бумага нужна, чтобы письмо писать домой».
Не он один в таком состоянии, но ни один родитель не хочет скандала. Страх, боязнь навредить, сделать ещё хуже, бессилие. Поэтому люди страдают каждый сам по себе, но объединяться и бороться с этим злом не хотят. Они продают последнее, но находят деньги, чтобы за взятку улучшить положение своих детей. Потому что не верят, потому что нет законов защиты, зато есть реальная угроза. Здесь нас никто не услышит!
Всегда говорили, что армия – школа мужества. В Туркменистане армия для новобранцев - концлагерь, а после 6 месяцев пребывания там – школа выживания. После 6 месяцев пребывания там приходят к ним другие новобранцы, теперь эти отыгрываются на новых за всё, что терпели до них.
Я стояла в очереди за билетом на вокзале и женщина в очереди рассказала, что тоже едет в Ашхабад в часть сына, но только за печатью. Сына её комиссовали (признали негодным к службе). В течение 6 месяцев её сын то попадал в госпиталь, то снова отправляли в часть. Он снова попадал в госпиталь, его снова, чуть подлечив, отправляли в часть. И так до тех пор, пока у него не открылось кровотечение – прободение язвы желудка. Её ребёнок чудом остался жив, да и то благодаря родителям, которые чуть ли не проходили службу вместе с ним (всегда были рядом). Эта женщина была счастлива, что её ребёнок даже хоть и остался инвалидом, но жив. В отличие от женщины, которой привезли труп сына (он служил в г. Сеиди, охранял заключённых). Этой женщине сказали, что сын её умер от желтухи (гепатита). И это не единичный случай, когда погибают солдаты, а истинные причины смерти скрываются.
Солдатам нечего есть, нет нормальной одежды. Абсолютно новую одежду одевают только на погибших солдат, чтобы таким образом создать видимость благополучия в армии и якобы единичность несчастного случая. Но это повсеместно. Ватник моего сына шитый-перешитый, с тонкой рваной ватной прокладкой, не защищает от холода. Полотенце не дают. Я отнесла ему две салфетки. Бриться, стричь волосы им дают половинку лезвия на пятерых. Или это должны приносить родители.
Из-за того, что нечем кормить, нет сменной одежды, белья, во многих отдалённых местах, где имеются воинские части, солдат (за определённую мзду их офицерам) можно забрать к себе домой на постой на длительное время и заставлять их работать на себя. Солдаты и рады этому, так как всё равно в части они голодают, а так хоть они будут сыты. Правда, их тут же «новые хозяева» переодевают в гражданскую одежду. Эти солдаты должны выполнять всё работу, которую им поручат. Время от времени они должны также показываться и в части.
Я боюсь за сына, который ещё служит, за остальных своих детей, которым предстоит служить. Но я не знаю, как поступить. Экспериментировать на своих или чужих детях я не могу. Чего стоит переписка с органами власти, я испытала на себе. Больше повторять не хочу”.
Туркменский Хельсинкский Фонд по правам человека.
